Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада - Страница 30

После прибытия в Акру Людовик провел в Святой земле еще четыре года — с супругой и несколькими детьми, которые родились за время затянувшегося похода, но без братьев. Альфонс и Карл вернулись во Францию еще весной 1250 года, чтобы помочь в управлении королевством пожилой и больной матери (Бланка Кастильская умерла осенью 1252 года, судя по всему, от рака). Что же касается Роберта д'Артуа, то он погиб в битве при Мансуре, куда ворвался со своим отрядом, оторвавшись от основных сил крестоносного войска. Сарацины окружили французов на узких улочках Мансуры и в жарком, но недолгом бою перебили их почти поголовно. По свидетельствам Жуанвиля и некоторых других очевидцев, король очень тяжело переживал гибель брата. Неприятность случилась и с Альфонсом де Пуатье — как и сам король, он nonayi в плен, но был выкуплен. Только Карл Анжуйский, похоже, не пострадал во время похода, хотя не раз находился в гуще битвы. Правда, в плену вместе с королем Людовиком побывал и он.

Наиболее подробные свидетельства о том, как воевал младший из братьев короля, мы находим у вездесущего Жуанвиля. Надо заметить, что сенешаль Шампани — свидетель умный, но эмоциональный и не всегда беспристрастный. Сам он был, судя по всему, благородным человеком и храбрым воином: как отмечает Жозеф Бедье, «он принадлежал к тому типу французов, которые ненавидят войну и которые, если надо, очень хорошо воюют… Его пять ран, полученных при Мансуре, его доблесть под ливанским Субейбом… одиннадцать походов, которые он уже совершил к тому времени, как в девяносто лет снова развернул свой стяг во Фландрии… достаточно свидетельствуют, что он был хорошим рыцарем». Однако Жуанвиль участвовал и в политике, имел свои взгляды, симпатии и антипатии. Известно, что он не жаловал двух ближайших преемников святого короля — его сына Филиппа III (1270–1285) и особенно внука Филиппа IV (1285–1314)- Поскольку Карл Анжуйский (тогда уже король Сицилии) пользовался большим влиянием при дворе своего племянника, да и отношения столь чтимого Жуанвилем Людовика Святого с младшим братом, как мы увидим, не всегда были безоблачными, можно предположить, что личность Карла не вызывала у сенешаля особого восторга. Однако ко времени написания 85-летним Жуанвилем его знаменитого труда Карл уже почти четверть века лежал в могиле, и давняя неприязнь, если она имела место, наверняка поутихла. Сенешаль пишет о Карле, как и о других братьях короля, ровно, без гнева и пристрастия, а в определенных случаях и со сдержанным уважением — посему будем доверять его словам.

Попробуем составить из них небольшую хронику. Итак, в январе 1250 года Карл участвует в осаде Мансу-ры: «Король и граф Анжуйский, который впоследствии стал королем Сицилии, охраняли войско со стороны Вавилона… Государь турок провел своих людей на остров, находящийся между речкой Дамьетты и речкой Розетты, туда, где расположилось наше войско; и велел он выстроить свои отряды от одной реки до другой. Король Сицилии атаковал этих людей и разбил их. Много сарацин потонуло в одной реке и в другой; однако большая часть их уцелела, ибо мы не могли напасть на них, потому что сарацинские орудия обстреливали участок между двух рек… С большим трудом король Сицилии миновал опасность, в которой он оказался, и снискал он в этот день великое уважение».

Вскоре, когда крестоносцы продолжали осаждать Мансуру, Карл потерпел серьезную неудачу: «Братья короля охраняли [деревянную осадную] башню днем, поднимаясь наверх, чтобы стрелять по сарацинам из арбалетов… В тот день, когда сицилийский король должен был нести охрану днем… нас постигла великая беда… Среди бела дня они подтащили камнеметы, что проделывали раньше только ночью, и метнули греческий огонь в наши башни… Две наших башни сгорели; и король Сицилийский был от этого настолько вне себя, что хотел броситься сбивать огонь, чтобы его погасить…». Чуть позднее, пытаясь отомстить противнику за потерю двух башен, Карл приказал подтащить к тому же месту еще одно такое сооружение, но и его сарацины сожгли. Очевидно, что 23-летнему графу было не занимать смелости, но ему еще не хватало хладнокровия. Пройдут годы, и Карл научится вести себя на поле боя более трезво и расчетливо, возможно памятуя о своих не самых удачных первых шагах в Египте.

В разгар несчастной для крестоносцев битвы при Мансуре Карл, по свидетельству Жуанвиля, проявил благородство, придя на помощь теснимому противником отряду самого сенешаля Шампани: «Он отправился к графу Анжуйскому и попросил его прийти на помощь мне и моим рыцарям. Один знатный человек, который был с графом, отговаривал его; а граф Анжуйский ему ответил, что выполнит просьбу моих рыцарей; он натянул поводья, дабы скакать к нам на выручку, и многие из его сержантов пришпорили лошадей. Заметив их, сарацины нас оставили».

После пленения Людовика IX Карл, очевидно, находится рядом с королем — во всяком случае, Жуанвиль упоминает, что при сборе и передаче мусульманам выкупа за короля с Людовиком «остались только король Сицилии, маршал Франции, брат тринитарий и я; а все прочие занимались выплатой денег». Потом начинается морское путешествие короля, его окружения и остатков разбитого войска из Египта в Акру — и тут мы узнаём немало интересных деталей об отношениях Людовика Святого и его братьев, равно как и о характерах последних. Хотя король, как уже говорилось, стремился быть справедливым в отношениях с родственниками и не проявлять открыто своих предпочтений, в состоянии тяжелого стресса, в котором, очевидно, находился Людовик после египетского разгрома, некоторые его симпатии и антипатии вышли наружу. Так, король «очень скорбел о смерти своего брата графа д'Артуа и говорил, что тот весьма неохотно воздержался бы от встречи с ним, в отличие от графа де Пуатье, который не приехал повидать его на галеру».