Не часто доблесть, данная владыкам,
Восходит в ветви; тот ее дарит,
Кто может все в могуществе великом.
Носач изведал также этот стыд,
Как с ним поющий Педро знаменитый:
Прованс и Пулья стонут от обид.
Он выше был, чем отпрыск, им отвитый,
Как и Констанца мужем пославней,
Чем были Беатриче с Маргеритой.
Карл II сильно прихрамывал. Причиной этого было некое происшествие в раннем детстве — очевидно, нога плохо срослась после перелома. Физические ограничения, которые это обстоятельство накладывало на наследника, были таковы, что он не смог полноценно освоить искусство верховой езды, непременное для рыцаря, — не говоря уже о снискании такой воинской славы, какой пользовался его отец. Судя по всему, сильно разнились они и характером. Во всяком случае, действия Карла II после смерти отца и избавления от плена отличались стремлением к компромиссу с противниками, даже на невыгодных условиях, на которые Карл I вряд ли бы когда-либо согласился (подробнее см. в заключении настоящей книги). Карл Хромой был похож на отца склонностью вникать в подробности государственных дел, но соотношение между «львом» и «лисицей» в его характере было скорее в пользу последней.
Он не унаследовал — возможно, в связи с психологическими последствиями своего физического дефекта — той тяги к решительным и энергичным атакующим действиям, которая лежала в основе натуры его отца. Характерно, что на миниатюре, открывающей роскошную «Библию рода Анжу», где изображены, одна под другой, три королевские четы — Карл I, Карл II и Роберт I с супругами, — основатель династии единственный сидит с мечом в руке (его сын и внук держат скипетры). Очевидно, это всего лишь знак того, что Карл I мечом завоевал королевство для своих потомков. Но биограф волей-неволей видит за этим и нечто большее — жизненную роль Карла как gladius Christi, «меча Христова».
Именно тяга к прямому действию, которая заставляла Карла I всю жизнь куда-то двигаться, мчаться, собирать войска, воевать, плести интриги, понукать своих военачальников и чиновников, делает непростым составление его подробного психологического портрета. Карл Анжуйский как историческая фигура не просто раскрывается главным образом через свои действия, он по большому счету этими действиями и является, сливаясь с ними почти до неразличимости. В отличие от Людовика Святого, Альфонса X или Генриха Кастильского, за Карлом I не числится ни религиозно-философских наставлений преемнику, ни новых правовых кодексов, ни трактатов о воинском или каком-либо ином искусстве, ни принадлежащей его перу куртуазной лирики или рыцарских романов. Он — в основанной им династии, в его походах и битвах, в вызванном ими изменении расстановки сил на юге Европы. Он — в специфике его режима, в строгой налоговой системе, в обновленных замках и крепостях, дисциплинированном войске, разгромленных врагах, безжалостных казнях и горящих городах. Он творил историю и, можно сказать, растворялся в ней, будучи даже не человеком действия, а человеком-действием.
Всю жизнь Карл не переставал вынашивать планы и совершать враждебные действия по отношению к грекам. Но он не имел успеха, так как ему противостояли ответные действия императора.
Никифор Григора, византийский хронист
ПАДЕНИЕ Константинополя под ударами крестоносцев в 1204 году (см. главу 11) стало колоссальным потрясением для всей византийской цивилизации — этого причудливого переплетения позднеримской политической традиции, эллинистической культуры, православного христианства и разнообразных ориентальных влияний. Восточная Римская империя, чаще называемая Византийской, не раз переживала и острейшие внутренние кризисы, и нашествия внешних врагов, но Константинополь стоял, и вместе со столицей раз за разом возрождалось все государство. Правда, под напором с севера и востока его территория постепенно сжималась. В начале VII века, при воинственном императоре Ираклии (610–641), византийцы нанесли решительное поражение своему многовековому сопернику — Персидской империи Сасанидов. Но не успели в Константинополе как следует порадоваться этому успеху, как на юго-восточных рубежах Византии объявился еще более опасный противник — арабы, поднявшие зеленое знамя ислама. В считанные годы император лишился богатейших провинций в Северной Африке и Восточном Средиземноморье.
С тех пор Византия по большей части оборонялась, отбивая атаки вначале арабов, затем явившихся из среднеазиатских степей турок-сельджуков, а на севере — готов, аваров, болгар… Последняя ощутимая внешняя экспансия империи ромеев приходится на вторую половину X — начало XI века, царствование императора Василия II (976–1025), прозванного Болгаробойцей за многочисленные победы и жестокие расправы с болгарами, ставшими к тому времени серьезной угрозой для власти империи на Балканах.
Впрочем, некоторые историки, например Димитрий Оболенский, полагают, что между эллинистическим, грекоязычным ядром Византии и рядом соседних народов, прежде всего славянских (болгары, сербы, восточнославянские племена), установились отношения неформального «содружества». В его рамках возникшая «общность воспринималась жителями Восточной Европы как единый православный мир, признанной главой и административным центром которого была Константинопольская Церковь». Это восприятие неизбежно усилилось с середины XI века, когда раскол в христианской церкви, ее разделение на западную (католическую) и восточную (православную) приобрело уже не только обрядно-теологический (возникший ранее), но и институциональный характер. Предание друг друга анафеме главами двух церквей, совершенное в 1054 году в результате очередного, хоть и не самого крупного, религиозно-политического конфликта между Римом и Константинополем, оказалось началом разделения двух ветвей христианства, сохраняющегося до сих пор. Но в то время раскол совсем не представлялся решительным и непреодолимым. Контакты между католическим Западом и православным Востоком (церковные, политические, социально-экономические) сохранялись и даже усиливались, особенно при византийской императорской династии Комнинов (1081–1185), при которой началась эпопея крестовых походов и чьи представители, прежде всего Мануил I (1143-1180), пользовались репутацией «западников».